ГДЗ по Русскому языку 9 Класс Номер 93 Разумовская, Львова, Капинос — Подробные Ответы

МОЙ ДРУГ

Наше знакомство произошло совершенно случайно, на рыбалке, у тихого берега реки, где, казалось, сама природа располагала к неторопливым беседам и глубоким размышлениям. Мы сразу же почувствовали взаимную симпатию, словно давно знали друг друга, и эта случайная встреча очень быстро переросла в крепкую дружбу. Мы стали встречаться еженедельно, и каждая такая встреча была для меня настоящим событием, источником вдохновения и глубоких, осмысленных разговоров.

Мой друг был человеком редчайшей душевной тонкости, что проявлялось в каждом его слове, в каждом жесте, в его отношении к миру и людям. Он обладал удивительной способностью видеть суть вещей, проникать в глубины человеческой души. Его коллеги, люди науки, с глубоким уважением отзывались о нём, называя его первоклассным биологом и гордостью всего института. Это звание не было пустой формальностью; оно отражало его глубокие знания, его страсть к науке и его уникальный подход к изучению живого мира, который, вероятно, был тесно связан с его внутренней тонкостью и чуткостью.

Друзья, знавшие его близко, часто отмечали его исключительную доверчивость. И я сам, порой, не мог до конца понять, что же это такое. Была ли это львиная храбрость духа, которая позволяла ему не бояться ударов и разочарований, неизбежных в жизни? Или же это было проявление обаяния щедрой натуры, не стремящейся урвать побольше от жизни, не ищущей выгоды, и потому не наживающей себе врагов? Думаю, что в нём удивительным образом сочетались и то, и другое. Его доверчивость не была наивностью; скорее, это была сила, позволяющая ему открываться миру, не опасаясь быть раненым, потому что его внутренняя щедрость и доброта были сильнее любых внешних обстоятельств. Он не стремился к конфликтам, его натура была настолько гармоничной, что она естественным образом отталкивала вражду.

Вариант лжи, обмана или зла просто никогда не приходил ему в голову как способ взаимодействия с миром. Он был настолько чист в своих помыслах, что сама идея коварства или подлости была ему чужда. Однако, как это часто бывает с людьми такой чистоты, находились те, кто пытался его обмануть или подвести, преследуя свои корыстные цели. К таким людям он испытывал не ярость или желание мести, а некое хроническое отвращение. Это было не активное злопамятство, не желание навредить в ответ, а глубокое, неизгладимое чувство неприязни к самой сути подлости. Он не мстил, но и прощения им не было. Это была, как он сам выражался, какая-то музыкальная злопамятность – словно мелодия, которая, однажды сыгранная фальшиво, навсегда оставалась в его памяти, не давая забыть о диссонансе, но и не призывая к ответной агрессии. Это было скорее разочарование в человеческой природе, чем личная обида.

Однажды, в одной из наших бесед в компании, речь зашла о весьма известном в городе человеке, который совершил поистине отвратительный поступок: почти насильно, против её воли, отправил свою престарелую мать в дом престарелых. Все присутствующие выражали своё негодование и возмущение. Мой друг, выслушав всё это, спокойно произнёс, словно предвидя нашу реакцию: «А что вы удивляетесь?» И затем, с той же невозмутимостью, добавил: «Когда мы учились в школе, в седьмом классе, он бросил кошку с третьего этажа». Эта короткая, но ёмкая фраза поразила меня. Она не была сказана с осуждением или злорадством, а скорее с глубоким пониманием того, что корни человеческой жестокости и черствости уходят глубоко в прошлое, проявляясь ещё в детстве. Для него этот поступок с матерью был лишь логическим продолжением той давней, детской жестокости, свидетелем которой он когда-то стал.

Он был прекрасным рассказчиком. Часто, с присущим ему тонким юмором, он делился забавными историями о себе, о своих коллегах-чудаках, о различных курьёзных ситуациях, в которые он попадал или которые наблюдал. Особенно много он рассказывал о своём профсоюзном боссе, человеке, видимо, весьма колоритном и неординарном, чьи поступки и высказывания служили неиссякаемым источником для его метких наблюдений и остроумных комментариев. В этих рассказах не было злобы, лишь лёгкая ирония и глубокое понимание человеческих слабостей.

Однажды он стал свидетелем любопытной сцены в переполненном автобусе. Мой друг сидел внутри, когда шофёр уже собирался закрыть двери, но тут в толпе ожидающих он заметил своего босса. Тот, не обращая внимания на других, потрясая поднятым портфелем, всем своим видом и жестами давал шофёру понять, что важность содержимого его портфеля требует немедленной доставки, а значит, и его самого. Шофёр, видимо, поддавшись давлению или узнав начальство, недолго сопротивлялся и открыл двери, куда тут же хлынула толпа людей, до этого стоявших снаружи. Как только босс, наконец, очутился в переполненном автобусе, он, к удивлению всех, стал ругать шофёра за то, что тот впускает людей в и без того переполненный транспорт. Мой друг, наблюдая эту сцену, лишь рассмеялся и произнёс: «Классический пример разорванности сознания». Его смех не был злым, он был скорее выражением глубокого понимания человеческой двойственности, когда личные интересы полностью заслоняют общественные нормы и логику. Это была не просто забавная история, а иллюстрация его способности видеть и анализировать глубокие психологические явления в повседневной жизни.

Но больше всего на свете я ценил и любил наши разговоры, которые происходили после рыбалки, когда мы, уставшие, но довольные, возвращались домой. В эти часы мы могли говорить обо всём на свете, без ограничений и предрассудков. Наши беседы перетекали от «золотого сна Новгорода», погружаясь в глубины истории и культуры, к искусству двадцатого века, обсуждая его вызовы и инновации, затем к сочинениям Платона, исследуя вечные философские вопросы о бытии и познании, и даже к интуиции Столыпина, анализируя сложные политические решения и их последствия. Это были часы истинного интеллектуального пиршества, когда мы обменивались мыслями, спорили, учились друг у друга.

Как же я любил его в эти часы! Его ум, его широта кругозора, его способность к глубокому анализу и тонкому юмору делали каждую беседу незабываемой. В такие моменты, глядя на него, я думал: «Нет, не может сгинуть страна, в которой есть такие люди!» Эта мысль была не просто выражением личной привязанности, но и глубокой верой в будущее, в то, что пока существуют такие светлые, глубокие и честные души, надежда на лучшее не угаснет.

(По Ф. Искандеру)